Я не являюсь специалистом по изучению гражданского общества и наблюдению за ним.

Но я думаю, что именно в плане общественного сознания это действительно повлияло на людей, которые нейтрально политизированы или которые на сегодняшний день уже имели какой-то скепсис. Полагаю, что на эту часть общества результаты голосования и процедура произвели удручающее впечатление, что, скорее всего, еще в большей степени понизило легитимность политической системы, политического режима и т.д.

А если говорить о гражданском обществе как о независимых гражданских организациях, то, на мой взгляд, именно это событие никак не повлияло, потому что на активность гражданских организаций влияют какие-то другие вещи.

В частности, на развитие гражданского общества может повлиять только изменение политической ситуации в России: либо ослабление власти и увеличение конкуренции среди элит, либо совершенно радикальная смена режима, смена первого лица – масштабная демократизация.

Но мне кажется, что второй сценарий является продолжением первого и сейчас не реалистичен. То есть пока элиты достаточно консолидированы, а режим способен сохранить лояльность со стороны этого сегмента, ждать от гражданского общества чего-то необычного, я бы не стал.

Но чтобы судить об обществе в целом, надо смотреть социологические опросы, которые действительно дают более-менее объективную картину.

Понятное дело, что люди, которые независимы так или иначе от государства и образованы, понимали, что все эти социальные изменения в Конституцию – лишь дымовая завеса для того, чтобы провести главное – возможность обнуления Владимиру Путину сроков и возможность пойти на новый срок. И в этом смысле данная поправка, конечно, именно этими людьми воспринималась крайне негативно.

Ну а люди, которые встроены в госструктуры или зависимы от них, внутренне считали это нормальным. На самом деле тезис провластного электората такой: поправка есть, но неизвестно, использует ее Путин или нет. Но сейчас она необходима, чтобы сохранить стабильность среди элит, которые начнут раскалываться, если Владимир Путин превратится в хромую утку (как это было в 2011 году).

Это показывает, что среди власти тоже есть понимание того, что происходит что-то нехорошее. Но только будучи зависимыми, они вынуждены замалчивать, оправдывать или реально работать, чтобы протащить эти поправки, что реально и было сделано.

И в Башкортостане, и Пермском крае – я могу говорить об этих регионах одинаково, потому что я работал и там, и там – были разные мнения относительно поправок.

Несмотря на географическую близость и то, что Пермский край (явка 52%) и Республика Башкортостан (явка 90%) являются соседями, они всегда были очень разные. И в 90-х годах, когда политологи рассчитывали индекс демократичности регионов, Пермский край всегда был в лидерах, а Башкортостан – в аутсайдерах. То есть это две разные политические планеты.

И сегодня это тоже сохраняется. И я бы, объясняя разницу между вот этими результатами, обратил внимание на две вещи. Во-первых, это структурные и объективные вещи, которые отличают регион. А во-вторых, это политический фактор.

В первом случае я имею в виду опубликованный профессором Натальей Зубаревич знаменитый тезис о четырех Россиях: первая – в городах-миллионниках, вторая – в малых городах, третья – на селе, четвертая – в национальных республиках и, прежде всего, республиках Северного Кавказа.

И в Пермском крае, и Башкирии есть города-миллионники. Но Пермский край все же куда больше тяготеет к первой России, потому что 75% там урбанизировано, а на селе проживает очень немного людей. А вот Башкортостан тяготеет к третьей России, потому что в регионе около 40% жителей продолжает жить на селе. Кроме того, Башкортостан включает в себя и четвертую Россию, то есть национальный аспект, который тоже играет роль.

Последние два фактора всегда работают в России на власть, потому что эти электоральные фальсификации всегда проще происходят на селе. А в городах-миллионниках действительно проживает более оппозиционное население, которое может организовать какое-то наблюдение на выборах.

Второй фактор – сугубо политический. Дело в том, что для того, чтобы на местах команда «нарисовать результаты» была воспринята, это должен делать губернатор. Слабые места возникают в двух случаях: либо глава региона только назначен, либо он является хромой уткой и в скором времени должен уйти.

Это как раз ситуация Пермского края, где губернатор недавно сменился и только в сентябре будет избираться. Он еще новый человек и не контролирует все, поэтому мы видим, что несмотря на команды сделать какой-то хороший результат, на местах это саботировалось. Поэтому мы видим, что явка там – всего 52%.

Теперь посмотрим, что в Башкортостане. Там уже два года губернатор, который успел избраться и поставить своих людей на все этажи власти. И совершенно понятно, что (Радий – прим.ред.) Хабиров – это губернатор, который будет надолго.

Соответственно, политический фактор работает таким образом, что элиты в Башкортостане давно встроены в вертикаль нового губернатора, они долгосрочно намерены с ним работать, и для них очень опасно, если они его подведут.

Меня спрашивали, еще до объявления итогов голосования, и я говорил, что Башкирия будет в лидерах. Конечно, не ожидал, что настолько, ведь Башкортостан превзошел даже Дагестан по явке.

А если в таблице посмотреть электоральные результаты 2011-2012 годов, то в 2016 году все немного выровнялось, поскольку был «крымский синдром». То есть сейчас «сахар Крыма» ушел, и регионы опять вернулись к 2011 году.